Неточные совпадения
Утренняя
роса еще оставалась внизу на густом подседе травы, и Сергей Иванович, чтобы не мочить ноги, попросил довезти себя по лугу в кабриолете до того ракитового
куста, у которого брались окуни. Как ни жалко было Константину Левину мять свою траву, он въехал в луг. Высокая трава мягко обвивалась около колес и ног лошади, оставляя свои семена на мокрых спицах и ступицах.
Напрасно, однако ж, я глазами искал этих лесов: они
растут по морским берегам, а внутри, начиная от самого мыса и до границ колонии, то есть верст на тысячу, почва покрыта мелкими
кустами на песчаной почве да искусственно возделанными садами около ферм, а за границами, кроме редких оазисов, и этого нет.
Там были все наши. Но что это они делают? По поляне текла та же мутная речка, в которую мы въехали. Здесь она дугообразно разлилась по луговине, прячась в густой траве и
кустах. Кругом
росли редкие пальмы. Трое или четверо из наших спутников, скинув пальто и жилеты, стояли под пальмами и упражнялись в сбивании палками кокосовых орехов. Усерднее всех старался наш молодой спутник по Капской колонии, П. А. Зеленый, прочие стояли вокруг и смотрели, в ожидании падения орехов. Крики и хохот раздавались по лесу.
У самых источников
росли прекрасные деревья: тополи, дубы, ели, айва,
кусты папоротника, шиповника и густая сочная трава.
Куст этот, по объяснению хозяина,
растет так сильно, что если ему дать волю, то года через два им покроется весь сад, и между тем, кроме воды, ему никакой почвы не нужно.
Там
росла скудная трава, из-за которой, как лысина сквозь редкие волосы, проглядывали кораллы, посеревшие от непогод, кое-где
кусты да глинистые отмели.
Сады их окаймляли дорогу тенистыми дубами,
кустами алоэ, но всего более айвой, которая
росла непроходимыми
кустами, с желтыми фруктами.
У одного зелень была не зеленая, а пепельного цвета, у другого слишком зеленая, как у молодого лимонного дерева, потом были какие-то совсем голые деревья с иссохшим серым стволом, с иссохшими сучьями, как у проклятой смоковницы, но на этом сером стволе и сучьях
росли другие, посторонние
кусты самой свежей весенней зелени.
Тут стена бамбуков; я нигде не видал таких больших и стройных деревьев: они
растут исполинскими
кустами или букетами, устремляясь, как пучки стрел, вверх, и там разбегаются ветвями в разные стороны.
Горы обозначались все яснее, и вскоре выдвинулись из-за
кустов и холмов две громады и
росли, по мере нашего приближения, все выше и выше.
Но тут, за
кустами, была незнакомая ему канавка, заросшая крапивой; он спотыкнулся в нее и, острекав руки крапивой и омочив их уже павшей под вечер
росой, упал, но тотчас же, смеясь над собой, справился и выбежал на чистое место.
Наконец появились предрассветные сумерки. Туман сделался серовато-синим и хмурым. Деревья,
кусты и трава на земле покрылись каплями
росы. Угрюмый лес дремал. Река казалась неподвижной и сонной. Тогда я залез в свой комарник и крепко заснул.
В траве, около высоких муравейников, под легкой тенью вырезных красивых листьев папоротника, цвели фиалки и ландыши,
росли сыроежки, волвянки, грузди, дубовики, красные мухоморы; на лужайках, между широкими
кустами, алела земляника…
Но вот наступает вечер. Заря запылала пожаром и обхватила полнеба. Солнце садится. Воздух вблизи как-то особенно прозрачен, словно стеклянный; вдали ложится мягкий пар, теплый на вид; вместе с
росой падает алый блеск на поляны, еще недавно облитые потоками жидкого золота; от деревьев, от
кустов, от высоких стогов сена побежали длинные тени… Солнце село; звезда зажглась и дрожит в огнистом море заката…
Между старыми яблонями и разросшимися
кустами крыжовника пестрели круглые бледно-зеленые кочаны капусты; хмель винтами обвивал высокие тычинки; тесно торчали на грядах бурые прутья, перепутанные засохшим горохом; большие плоские тыквы словно валялись на земле; огурцы желтели из-под запыленных угловатых листьев; вдоль плетня качалась высокая крапива; в двух или трех местах кучами
росли: татарская жимолость, бузина, шиповник — остатки прежних «клумб».
Следующий день — 7 августа. Как только взошло солнце, туман начал рассеиваться, и через какие-нибудь полчаса на небе не было ни одного облачка.
Роса перед рассветом обильно смочила траву,
кусты и деревья. Дерсу не было на биваке. Он ходил на охоту, но неудачно, и возвратился обратно как раз ко времени выступления. Мы сейчас же тронулись в путь.
В этих местах
растет густой смешанный лес с преобладанием кедра. Сильно размытые берега, бурелом, нанесенный водой, рытвины, ямы, поваленные деревья и клочья сухой травы, застрявшие в
кустах, — все это свидетельствовало о недавних больших наводнениях.
На другой день было еще темно, когда я вместе с казаком Белоножкиным вышел с бивака. Скоро начало светать; лунный свет поблек; ночные тени исчезли; появились более мягкие тона. По вершинам деревьев пробежал утренний ветерок и разбудил пернатых обитателей леса. Солнышко медленно взбиралось по небу все выше и выше, и вдруг живительные лучи его брызнули из-за гор и разом осветили весь лес,
кусты и траву, обильно смоченные
росой.
В самой долине
растут низкорослый корявый дуб, похожий скорее на
куст, чем на дерево, дуплистая липа, черная береза; около реки — тальник, вяз и ольха, а по солнцепекам — леспедеца, таволга, калина, орешник, полынь, тростник, виноград и полевой горошек.
Около реки и вообще по сырым местам, где больше света,
росли: козья ива — полукуст-полудерево; маньчжурская смородина с трехлопастными острозубчатыми листьями; таволожка шелковистая — очень ветвистый кустарник, который легко узнать по узким листьям, любящий каменистую почву; жасмин — теневое растение с красивыми сердцевидными, заостренными листьями и белыми цветами и ползучий лимонник с темной крупной листвой и красными ягодами, цепляющийся по
кустам и деревьям.
Знакомство с барчуками продолжалось, становясь всё приятней для меня. В маленьком закоулке, между стеною дедова дома и забором Овсянникова,
росли вяз, липа и густой
куст бузины; под этим
кустом я прорезал в заборе полукруглое отверстие, братья поочередно или по двое подходили к нему, и мы беседовали тихонько, сидя на корточках или стоя на коленях. Кто-нибудь из них всегда следил, как бы полковник не застал нас врасплох.
В исходе мая бекасы выводятся и держатся сначала в крепких болотных местах: в
кустах, топях и молодых камышах; как же скоро бекасята подрастут, то мать переводит их в луговые части болот, где суше и
растет высокая, густая трава, и остается с ними там, пока они совершенно
вырастут.
Сегодня Петр чувствовал все это особенно ясно: он знал даже, что в комнату смотрит солнце и что если он протянет руку в окно, то с
кустов посыплется
роса.
Вместе с молодежью прошелся он по аллеям: липы немного постарели и
выросли в последние восемь лет, тень их стала гуще; зато все
кусты поднялись, малинник вошел в силу, орешник совсем заглох, и отовсюду пахло свежим дромом, лесом, травою, сиренью.
Внизу молодой
куст малины, почти сухой, без листьев, искривившись, тянется к солнцу; зеленая игловатая трава и молодой лопух, пробившись сквозь прошлогодний лист, увлаженные
росой, сочно зеленеют в вечной тени, как будто и не знают о том, как на листьях яблони ярко играет солнце.
Тогда все получало для меня другой смысл: и вид старых берез, блестевших с одной стороны на лунном небе своими кудрявыми ветвями, с другой — мрачно застилавших
кусты и дорогу своими черными тенями, и спокойный, пышный, равномерно, как звук, возраставший блеск пруда, и лунный блеск капель
росы на цветах перед галереей, тоже кладущих поперек серой рабатки свои грациозные тени, и звук перепела за прудом, и голос человека с большой дороги, и тихий, чуть слышный скрип двух старых берез друг о друга, и жужжание комара над ухом под одеялом, и падение зацепившегося за ветку яблока на сухие листья, и прыжки лягушек, которые иногда добирались до ступеней террасы и как-то таинственно блестели на месяце своими зеленоватыми спинками, — все это получало для меня странный смысл — смысл слишком большой красоты и какого-то недоконченного счастия.
По сторонам дороги
росли кудрявые дубы; промеж них виднелись
кусты орешника.
Еще более убежденный теперь, что стуком здесь никого не докличешься, Дарьянов перешел к забору, огораживавшему садик, и, отыскав между досками щелочку, начал чрез нее новое обозрение, но это было не так легко: у самого забора
росли густые
кусты, не дозволявшие разглядеть человека, производившего шум кирпичом или напилком.
Зарыли её, как хотелось Матвею, далеко от могилы старого Кожемякина, в пустынном углу кладбища, около ограды, где густо
росла жимолость, побегушка и тёмно-зелёный лопух. На девятый день Матвей сам выкосил вокруг могилы сорные травы, вырубил цепкие
кусты и посадил на расчищенном месте пять молодых берёз: две в головах, за крестом, по одной с боков могилы и одну в ногах.
Местами
росла густая урема [Уремой называется лес и
кусты, растущие около рек.
Фигура приближается,
растет, вот она поравнялась с бричкой, и вы видите, что это не человек, а одинокий
куст или большой камень.
А оно не приснилось, ой, не приснилось, а было направду. Выбежал я из хаты, побежал в лес, а в лесу пташки щебечут и
роса на листьях блестит. Вот добежал до
кустов, а там и пан, и доезжачий лежат себе рядом. Пан спокойный и бледный, а доезжачий седой, как голубь, и строгий, как раз будто живой. А на груди и у пана, и у доезжачего кровь.
Кусты жимолости, акации, боярышника и бузины
росли в оградах, скрывая ветвями могилы.
И всюду из земли мощно пробивались к свету травы и
кусты, скрывая собою печальные могилы, вся зелень кладбища была исполнена напряжённого стремления
расти, развиваться, поглощать свет и воздух, претворять соки жирной земли в краски, запахи, в красоту, ласкающую сердце и глаза.
Эта прелестная улица отчасти заменяла сад, так как по обе стороны ее
росли тополи, которые благоухали, особенно после дождя, и из-за заборов и палисадников нависали акации, высокие
кусты сирени, черемуха, яблони.
— Только, бога ради! не здесь, подле этих грустных, обезображенных лип. Пойдемте в рощу. Я люблю отдыхать вот там, под этой густой черемухой. Не правда ли, — продолжала Полина, когда они, войдя в рощу, сели на дерновую скамью, — не правда ли, что здесь и дышишь свободнее? Посмотрите, как весело
растут эти березы, как пушисты эти ракитовые
кусты; с какою роскошью подымается этот высокой дуб! Он не боится, что придет садовник и сравняет его с другими деревьями.
В короткое время исчезли все признаки зимы, оделись зеленью
кусты и деревья,
выросла молодая трава, и весна явилась во всей своей красоте.
День был жаркий, серебряные облака тяжелели ежечасно; и синие, покрытые туманом, уже показывались на дальнем небосклоне; на берегу реки была развалившаяся баня, врытая в гору и обсаженная высокими
кустами кудрявой рябины; около нее валялись груды кирпичей, между коими
вырастала высокая трава и желтые цветы на длинных стебельках.
Тихо Вадим приближался к церкви; сквозь длинные окна сияли многочисленные свечи и на тусклых стеклах мелькали колеблющиеся тени богомольцев; но во дворе монастырском всё было тихо; в тени, окруженные высокою полынью и рябиновыми
кустами, белели памятники усопших с надписями и крестами; свежая
роса упадала на них, и вечерние мошки жужжали кругом; у колодца стоял павлин, распуша радужный хвост, неподвижен, как новый памятник; не знаю, с какою целью, но эта птица находится почти во всех монастырях!
Ах ты, горе великое,
Тоска-печаль несносная!
Куда бежать, тоску девать?
В леса бежать — листья шумят,
Листья шумят, часты
кусты,
Часты
кусты ракитовы.
Пойду с горя в чисто поле,
В чистом поле трава
растет,
Цветы цветут лазоревы.
Сорву цветок, совью венок,
Совью венок милу дружку,
Милу дружку на головушку:
«Носи венок — не скидывай,
Терпи горе — не сказывай».
Неужели кому-нибудь вздумается говорить, что пейзаж не прекрасен, если на каком-нибудь месте его
растут три
куста, а лучше было бы, если б
росло два или четыре?
Голова Евлампии показалась из-за
кустов; но она не подошла к нам. Она еще похорошела за последнее время — и словно еще
выросла и раздобрела.
А он подпрыгивает, заглядывая в лицо моё побелевшими глазами, бородёнка у него трясётся, левую руку за пазуху спрятал, и всё оглядывается, словно ждёт, что смерть из-за
куста схватит за руку его, да и метнёт во ад. Вокруг — жизнь кипит: земля покрыта изумрудной пеной трав, невидимые жаворонки поют, и всё
растёт к солнцу в разноцветных ярких криках радости.
Отовсюду сильнее запахло цветами, обильная
роса облила траву, соловей защелкал недалеко в
кусте сирени и затих, услыхав наши голоса; звездное небо как будто опустилось над нами.
Георгины и
кусты розанов, еще без цвета, неподвижно вытянувшись на своей вскопанной черной рабатке, как будто медленно
росли вверх по своим белым обструганным подставкам; лягушки изо всех сил, как будто напоследках перед дождем, который их загонит в воду, дружно и пронзительно трещали из-под оврага.
На зеленых
кустах, которые смотрелись в воду, сверкала
роса.
В воздухе ясно почувствовалась утренняя свежесть. На березках и
кустах сверкали капли невысохшей
росы. Было тихо, только блок трактира то и дело приятно взвизгивал, после чего стучала дверь. Это движение шло мимо Прошки, и это приводило его в чрезвычайно мрачное настроение.
За полверсты было большое болото, и около него отличнейшие
кусты для его дудок
росли.
Дорога жалась над речкой, к горам. У «Чертова пальца» она отбегала подальше от хребта, и на нее выходил из ложбины проселок… Это было самое опасное место, прославленное многочисленными подвигами рыцарей сибирской ночи. Узкая каменистая дорога не допускала быстрой езды, а
кусты скрывали до времени нападение. Мы подъезжали к ложбине. «Чертов палец» надвигался на нас, все
вырастая вверху, во мраке. Тучи пробегали над ним и, казалось, задевали за его вершину.
Сквозь дымку видна была вся дорога до леса с темными канавами по бокам и с мелкими
кустами, которые
росли в канавах и мешали бродить туманным клочьям.